25 марта 2018

Плачь, скорбь,
завидуй, безысходность,
отсутствию души, гип-гикай подлецу,
чьи слёзы не бежали по лицу
у зимней сакуры
врата у преисподней
отверзлись
и взывали дети
дочь к матери, а сын к отцу
сквозь крик сирен из подворотни
слепцов, идущих к страшному суду.
Покуда выводы не сделали,
невинные горят в аду.

НББ

Я каждую секунду ощущаю
немыслимую бренность бытия:
то как мгновения безмолвно возникают
из ниоткуда — в никуда бежит струя.
Все сделанное кажется ненужным,
прочитанное — опечатка, тлен, тщета,
на фоне вечности только овал-окружность
отображает мир, как замкнутая на саму себя вода.
Еще осмысленными кажутся витки спирали,
накрученные волосы на палец у судьбы,
круг повторяется, не замыкается в конце-начале,
и всюду одинаковые отпечатки и следы.
Через изгибы проходя полуизвестных правил,
только одно не позволяет замолчать:
Если душа болит, тебя на кон поставил
тот смысл, что решил излиться-прокричать,
чтобы душа другая, тыркаясь в потемках,
и те же находя закономерностей следы
смогла вздохнуть и продохнуть, найдя стихов котомку,
расшифровать твой слог и стать частицей ТЫ-
сЯчной миллисекунды вспышки —
проблеска света в абсолютной тьме,
который позволяет двигаться от одиночества одышки
На встречу к Звездам, к Богу, к самому Себе.

Петербург

Петербург — город каменный,
на морские ветра оскаленный,
развернулся дорожной скатертью
средь болотистых рек закатанных
в мостовые, гранитное крошево,
сколько сил и труда укокошено,
возвести чтоб церквей кокошники.
Указательный палец из прошлого —
стрелка на Васильевском острове,
неспроста мостами разведены
(дерева подчистую скошены)
берега на разливе большой Невы,
чтоб встречать гостей непрошеных
громким залпом орудий — ледоколом весны.

Низкорослый титан на развалинах
среди груды дворцов разевает пасть
тонкогубых мостов, как теперь попасть
с корабля на бал — закатом опалены
небо, тени, колонны ростральные,
Эрмитаж набережных сакральных.
Купола, шпили солнцем позолоченные
облаками играют всклоченными —
ты по крышам беги, коль захочешь ты
обогнать мир в исторической прочности.

Улицы между блоками — прямые линии
посвящают нам жизнь отныне и
вовеки веков. Уныние
подстерегает — гони его
от крестов Смоленского кладбища
по Смоленке, Малой Невке, Карповке,
чрез Кронверкский проток по Большой Неве
на Кронштадт, в Петергоф и так далее.

Пасмурностью опечалены
львы и сфинксы — канатов начальники
на мостках отбеленных светлыми ночами,
разведенных в воде с щелочью печали.
Петербург — как пергамент пламенный,
блокадой, войной оплавленный,
Александрийский столп — свеча за здравие,
упокой наши души в каналах тайных
грибоедовским слогом-туманами.

фев. 2018