Не плачьте небеса, не рвите душу

Не плачьте небеса, не рвите душу,
я так люблю ваш лик умытый,
столь важный и великодушный,
под пеленой вечерних туч сокрытый.
И влажностью весеннего дыхания
среди листвы нельзя нам насладится.
Рыданиям внемлю, слышу: слёзам покаяния
приказано намедни на землю излиться.
Ах, милые черты живительного чуда,
подарок бескорыстный — ревность безутешна
предательства по имени Иуда.
Чего там изводится, все мы грешны.

Как можно воплощать в себе две крайности:
следы порока и святости — веками вопрошают,
как можно жить без настоящей радости:
там где одни находят счастье — другие погибают.
Писать, ваять в дожде, не требуя отдушины.
В небо смотреть, вдыхать благоухание.
Нет наслаждения от ужина!
Нет утоления для жгучего желания!

Читаем песни строчками и каемся,
найдя пробелы в буквенных обличьях.
И многоточием наполнив их, мотаемся
разорванными стягами — опричники.
Нет повода для грусти — ведь эпохой радости
воспели наше время соплеменники.
Подташнивает иногда от терпкой сладости
всеобщей лошадиной ломовой истерики.

Да, вот они следы проказы разума,
на них видны верёвки позабытых виселиц,
болтающихся на деревьях и домах,
в глазах измученных охотою на ведьм лиц.
Но головы свободны мнимо, долго не намылены
были они, палач их не затягивал
давно, без доказательства любой вины
не выбивал опоры из под ног,
а эшафот полсотни лет не вздрагивал.

И человечество укрылось моросящим празднеством,
под отдалённый шум подков в земле укоренилось.
Закроем ставни, и поздравим предков с рождеством,
испьём до дна молитву, чтобы боль скорей забылась.

—-
05.2001