На одном из островов Вест-Индии возле густой рощи стоял дом. В доме жил вивисекционист, а на деревьях обитал клан человекообразных обезьян. Однажды одна из них была им поймана и провела некоторое время в его лабораторной клетке. Увиденное в лаборатории глубоко потрясло ее, услышанное пробудило в ней живой интерес. И так как ей посчастливилось сбежать в самом начале лабораторного эксперимента под номером 701 и вернуться к своим сородичам лишь с незначительным повреждением ноги, она посчитала, что в целом это событие сыграло ей на руку.
Стоило ей возвратиться, как она возомнила себя ученым и начала беспокоить своих соседей вопросом: почему обезьяны не прогрессируют?
– Я не знаю, что значит прогрессивный, – ответил один из них и бросил кокосовый орех в свою бабушку.
– Я тоже не знаю и мне по боку, – сказал другой и перебрался на соседнее дерево.
– Кончай эти базары, – закричал третий.
– К черту прогресс – сказал вожак, старый мускулистый грубиян. – Лучше постарайся быть самим собой.
Когда же ученая обезьяна говорила только в окружении молодых особей, ее слушали с бОльшим вниманием.
– Человек – это всего лишь продвинутая обезьяна, – сказал она, свесив свой хвост с высокой ветки. – У нас нет полных археологических данных, поэтому невозможно сказать, сколько времени ему потребовалось, чтобы развиться, и сколько времени нам понадобится, чтобы последовать его дорогой. Но, мы уже в пути и мне думается, что активно опираясь на мою систему, мы сможем удивить всех. Человек потратил столетия на религию, мораль, поэзию и другую ерунду. Прошли века, прежде чем он должным образом взялся за науку, и лишь недавно занялся вскрытием живых организмов. Мы пойдем другим путем и начнем с вивисекции.
– Что во имя кокосовых орехов называется вивисекцией? – спросила одна обезьяна.
Ученый подробно объяснил, что он видел в лаборатории и его слушателей пришли в восторг, но некоторые усомнились.
– Я никогда не слышал ничего более ужасного! – воскликнул обезьяна, потерявшая одно ухо в ссоре с тетей.
– И в чем тут польза? – спросила другая.
– Разве ты не видишь? – сказал ученый. – Вскрывая людей, мы узнаём, как устроены обезьяны, и тем самым продвигаемся в познании.
– Но почему бы не вскрывать друг друга? – спросил один из учеников, любивших поспорить.
– Тьфу ты! – сказал ученый. – Я не собираюсь обсуждать эту тему. По крайней мере, не на публике.
– Начнем с преступников? – спросил спорщик.
– Весьма сомнительно, – ответил ученый, – что мы сможем разделить поступки на правильные и неправильные. Как тогда определить преступника? К тому же народ это не одобрит. А люди вполне подходят; мы все одного рода.
– Не слишком ли это жестоко в отношении людей, – сказала одноухая обезьяна.
– Ну, для начала, – сказал доктор, – они говорят, что мы не способны страдать, и относят нас к так называемым автоматическим организмам; поэтому я имею полное право сказать о них то же самое.
– Какая-то чепуха, – воскликнул спорщик. – И, кроме того, эта теория не выдерживает критики. Если они всего лишь автоматические организмы, мы не извлечем для себя никаких знаний, а если они могут нам дать знания о нашем устройстве, (ради кокосовых орехов!) им тоже свойственно страдание.
– Я во многом согласен с вами, – сказал ученый, – в действительности этот аргумент подходит только для ежемесячных журналов. Вы говорите, им свойственно страдание. Но, они страдают в интересах менее развитых существ, которым требуется помощь. Что может быть справедливее, чем это? И кроме того, мы, несомненно, сделаем открытия, которые окажутся полезными для них самих.
– Но как мы сделаем открытия, – спросил спорщик, – если не знаем, что ищем?
– Боже, благослови мой хвост! – воскликнул ученый, ущемленный в своем достоинстве. – Я полагаю, что вы обладаете самым ненаучным складом ума среди всех обезьян на Подветренных островах! Знать, что ищешь, ха! Истинная наука не имеет к этому никакого отношения. Просто режешь по живому и надеешься на удачу; а коли сделаешь какое-нибудь открытие, кто удивится больше, чем ты сам?
– Я вижу еще одну заковырку, – сказал спорщик, – хотя, поверьте, я далек от отрицания, что это будет большой забавой. Но люди настолько сильны, и у них имеется оружие.
– Поэтому мы возьмемся за младенцев, – заключил ученый.
В тот же день ученый вернулся в сад вивисекциониста, стащил одну из его бритв через окно гардеробной и во второй заход вытащил его ребенка из детской кроватки.
В верхушках деревьев было дел невпроворот. От природы добродушная одноухая обезьяна качала ребенка на руках, другая пихала ему в рот орехи, и была раздосадована, потому что тот их не ел.
– Это бессмысленно, – сказала она.
– Я бы хотела, чтобы он не плакал, – сказала одноухая обезьяна. – Он так ужасно похож на обезьянку!
– Это детский лепет, – произнес ученый. – Дай мне бритву.
От этих слов сердце одноухой обезьяны дрогнуло, она плюнула в ученого и переметнулась вместе с ребенком на верхушку соседнего дерева.
– Вот тебе! – закричала одноухая обезьяна. – Сам себя разделывай!
Обезьяны принялись кричать и пустились в погоню. Шум привлек внимание вожака, который находился по соседству и ловил блох.
– Что это все значит? – воскликнул вожак и когда ему все рассказали, он приподнял брови. – Великие кокосы! – вскричал он. – Что за кошмарный сон? Могут ли обезьяны опуститься до такого варварства? Отнесите ребенка туда, откуда взяли.
– У тебя отсутствует научный склад ума, – сказал ученый.
– Я не знаю, есть ли у меня научный склад ума или нет, – ответил вожак, – но у меня есть здоровенная палка, и если ты тронешь этого ребенка хоть пальцем, я проломлю тебе голову.
Таким образом, ребенка вернули и положили в передней части сада. Вивисекционист (будучи достойным семьянином) был вне себя от радости, и, чувствуя легкость на сердце, начал еще три эксперимента в своей лаборатории, прежде чем день угас.
“The Scientific Ape” by Stevenson перевод с английского: Александр Даниф
Alexander Daniff -Александр Даниф 