Ad astra per aspera

Бывает, разное в душе случается,

То духом пал, то сердце бьется невпопад,

Бывает, человек с жизнью прощается,

А люди говорят: ему сам черт не брат.

Бывает в ход идут все силы и старания,

Все поперек, судьбе наперекор,

Все забывается: награды, гимны, подаяния,

И только голос говорит внутри: смотри в упор.

Не бойся кривотолков и неодобрения,

С собою честен будь – в этом вся суть,

Ведь смысл каждого растения –

Тянуться к солнцу, через тернии прокладывая путь.

Бывает, сбудется одно желание,

И все достигнутое вместе с ним на дно уйдет,

Бывает, молишься и хочешь покаяния,

А люди называют за глаза: чудак и сумасброд.

И потому когда толпа беснуется,

Кричит пароли и вершит суды,

Нам надо верить, предсказание сбудется,

И на Голгофу вознесут разбитые кресты.

Мне в жизни ничего не жалко

Мне в жизни ничего не жалко,
Ни денег, ни вещей, пусть дым валит трубой,
Лишь только, когда пахнешь ты фиалкой,
Мне хочется лежать рядом с тобой,
И хочется вдыхать духи на радость,
Твоей белесой кожи аромат,
Здесь к горечи примешивается сладость,
И в слове «ты» скрывается заветный клад.

Мне в жизни ничего не жалко,
Терять – это почти что то же, что и находить,
Важнее, чтоб душа не превратилась в свалку,
Чтобы поменьше бесполезного с собой носить.

Мне важен взгляд твой и еще рукопожатие,
Мне нужен смысл выражения глаз,
Лишь это сможет отвести проклятие,
Избу поможет освятить пасхальный Спас.

Не жалко ни чинов, ни сил, ни правил,
Все должно сердцу радость доставлять,
Но если взор твой на другого стал направлен,
Мне начинает это сильно докучать.
Мне трудно говорить с тобой о чувствах,
Мне сложно на губах слова качать,
И только лишь в словах, и только лишь в искусствах,
Могу сказать, проплакать, прокричать.

Не жалко ничего, ни хлеба малой крохи,
Вот только бы тебя поближе удержать,
Я потерял и понимаю, как трудно сложить строки,
Чтобы рассказать, как тяжело близких терять.

Поэзия — это звуковая экспрессия

Поэзия — это звуковая экспрессия,
Некая стратегия возмездия
За хорошие и плохие известия.
И когда посмотришь на стихи,
Cразу видно, на каком они замешаны тесте.
Рифма рифме рознь, иногда стоит в горле кость,
Потому что слова на авось
брать нельзя, взял и брось.

Давай призовем музу к поэтическому союзу,
Пусть запрыгают по листу закорючки вычурно-искусно,
Все должно быть изыскано и вкусно.
Слова бегут друг за другом и в ряды строятся,
Язык строит козни или на лаврах покоится.
Бери трубы и литавры, хватит скоморошества,
Пишем строго без оплошностей:
Поем дифирамбы пятистопным ямбом
И встречаем царя.

Смотри, на горизонте занимается заря,
Без царя в голове все писания воспроизводятся зря,
и потому я кричу: э-ге-гей, моя конница,
разбегайся и стройся на листе декабря!
Хватит ссорится, экая вышла звонница,
Когда повернули дышло
Так, что звонят колокола
Могучего столпа — слова,
ну вроде бы все готово,
Еще раз: встречаем царя!

Застучали подковы, завертелись головы, время полвторого
Когда же начнется процессия?
Поэзия — это звуковая экспрессия
Акт литературного возмездия,
Процесс созидания без капли агрессии,
Путь очищения от мракобесия,
Вставайте многостишья, я с вами вместе
Замешаю песни на ржаном тесте,
Будем печь хлеба,
Возводить леса на пустом месте,
Пить пиво, петь песни,
О том, что хлеб — всему голова.

Снег падал медленно

Снег падал медленно,
Нерасторопно,
Снежинки мне бросались в очи.
И все крутилось и вертелось
В похлебке этой белой ночи
Вместо февральской лютой стужи
Белый покров пушистым лоном,
Скрипучий снег упал и скушал
Всю черень- срылся грязный ворон.
Ласкал поверхность светлой кожи,
Уверенно и незабвенно,
Никто покой его не растревожил,
Снег был с невестою, наверное.
Он прелести шептал о чем-то,
И тишина святая никому не выдала секрета,
Как можно быть холодным, бездыханным
и упавшим с неба
И столько радости в себе нести, тепла и света.
И это таинство мирского откровения,
Казалось, понимали даже птицы,
Мы созерцали и молчали,
Пытаясь уловить дыхание ветра.
А ветерок под крышами сопел,
Снежной периной поспешил укрыться.

Янь

Я- буря! Та, что мглою небо кроет,
Огонь взрывая из чистилища души,
Смола сомнений квохчет и шипит, и стонет,
И отливается в подобие виршей.
И сердцу не прикажешь: осади-ка гул ты свой ретивый,
Оно гоняет кровь в агонии хмельной,
Опьянено тоской и надрывается так, что есть силы,
Отбросить прочь сомнения, и пуститься в бой.

Ты – радуга, распластанное небо,
В потоке преломляемых лучей,
Сливаются семь знаков цвета лучезарной негой
Мне слышится звук тетивы небесных басмачей.
Они метают стрелы ловко, безустанно,
Куда-то вниз пускают тысячи лучин,
И заставляют краски в воздухе крутится рьяно,
Освобожденном от проклятья доменной печи.

Я – солнце, безграничным счастьем упиваюсь,
Бросаю взор свой вниз на косогор,
Ласкаю и шучу, и улыбаюсь, и за горизонтом таю,
Обдав насмешливою тенью пропахнувший смолой сосновый бор.

Ты – море, океан, бездонная пучина,
Кипящий и искрящийся под светом полнолуния прибой,
В котором тайный код слияния сокрыт – где в женщине мужчина.
Где в матери дитя обозначает то, что эта доля выбрана судьбой.

Вот вам моя рука, я преклонил колено,
Вот сердце, поцелуй по выпитому на брудершафт,
Примите все как есть и как игрушка, выточенная из полена,
Кричите каждый раз: а ведь старик был прав.

Я- птица вольная, как гордый буревестник,
Парю и созерцаю, разрезая пар крылом,
Вулканов извержения не трогают меня,
Воскресни же мой дух, воскресни!
И прочь меня неси, пока не грянул гром.
Среди бурлящих волн и ярости ненастья
Свободу ощущает трепетание души,
Ты маленький кораблик среди исполинов
Волн, трещат от напряжения снасти,
Как один в поле, наслаждаясь волей,
Бежишь, руками загребая горсти спелой ржи.

Я – все и ничего, как Альфа и Омега,
Начало без конца и свет из темноты,
Безумная тоска и жар любви, и горное блистание снега,
Потомок печенега и скиталец,
Не зарекаюсь от тюрьмы и от сумы.

Ты – человек и пустота по истечении срока,
Когда погаснет пламя и истончится фитиль,
Под вспышкой новой сверхбольшой звезды покажется во тьме дорога,
Когда твой календарь перевернется, перейдет на новый стиль.

Я – это А с И-кратким в авангарде,
Немыслимое сочетание имен,
Игра, где все ставиться на кон, и в ход идут уловки, недомолвки, опечатки:
И самолюбие, дуэль и выстрел многоточием,
прощальный колокольный звон.

«Я» на задворках тридцати трех знаков алфавита
Особой жизнью наслаждается и тысячи имеет лиц
Ей нравится господствовать: вот вам моя свита,
Указывает Янь местоимеИНЬям среди множества исписанных страниц.

Триптих (I)

Ах, горькие такие сны терзают твою душу,
Но знаю дух твой полон звезд и борется за свет.
Ты сильный человек и я, конечно, трушу,
На излияния твои писать простой ответ.
Да, ничего у нас не вышло просто,
Да, очень сложно скроен человек,
Не знаю новой эрой озариться ли наш остров,
Или унынием запахнет прошлый век.

Не падай духом, в том нет ни нужды, ни пользы,
Дерзай, пиши стихи, бросай их в поле ржи,
Кричи и плачь, танцуй, пусть высыхают слёзы,
И все свершится так, тут ворожи не ворожи,
Как выгодно-угодно будет року,
И так, как нам подскажут телеграфные столбы,
Сопровождающие бесконечную дорогу,
Посланники, бегущие по наущению судьбы.
Они несут пять писем, шестьдесят признаний,
Плетут сеть отношений, проводами тянуться во все концы,
Им трудно передать то ощущение ходьбы на грани,
Которое всегда должны преодолеть птенцы.
Так верю и люблю, люблю и верю,
Изнемогаю, но бегу вперед, предчувствуя потерю,
Потом стою и размышляю, как стучать в распахнутые двери,
Как знак подать и объяснить, что сложно жить по вере.
Конечно, нужно плыть, не думая о мраке
Конечно, надо жить, минуя предрассудки,
И просто в стороне стоять, не видеть драки,
Так жизнь стремглав проносится из суток в сутки.
И слушать долгие, живые троестишья,
И трогательные песни из под твоего пера.
Эмоции покоятся под слов нагромождением,
И тенор Германа поет: «Что наша жизнь? Игра!»
«Что верно? Смерть одна…»

Триптих (II)

Как странно, что люблю за то, что было,
За то, что в память мне заплыло и в ней запечатлено
За первый взгляд — в котором мне привиделась простая сила,
За первый день и ночь — в которых было все предрешено
За тот подсолнух, что пророс средь мусора на свалке
Средь сорняка из рухляди и чувств,
За откровенность и молчание. Ни шатко и ни валко
Качало солнце нас, играли в нас музы искусств.
За то, что полюбила, не спрашивая роду,
Не зная, кто сокрылся под личиной страстных нег,
Ступала смело в воду, не ведая ни холоду, ни броду,
За то, что бросилась в огонь, не требуя утех.
Люблю в прошедшем времени, воспоминания дышат,
В них образ твой возвышенный и памятью и сроком,
И даже если месяц тебя не увижу,
Есть ощущение, что ты рядом, у меня под боком.
Я знаю, многие кичатся своей страстью,
А мне, единственное, чем осталось похвалиться,
Так это радостью о встрече вот такого маленького счастья,
Когда мне в душу зайчик солнечный скатился.
Котел судьбы перекипел — объелся саможалости и стонов
И чувством обделенного самим собою,
Среди ликующей толпы и шума кутежа притонов
Тебя я вспоминаю как нечто очень дорогое.
За то, что безрассудно и беззаветно любишь,
За то, что знаешь, что такое совесть и душа.
За то люблю тебя и верю в то, что ты не судишь,
Если заносит жизнь на виражах.
Все в прошлом – грузом грусть лежит на этой фразе,
В воспоминаниях тепло и радость – нельзя в них жить.
Мы прозябаем в буднях и взрываемся в экстазе,
Что остается нам? Лишь петь, писать и пить.

Тридцать лет

Тридцать лет – это не шутка,
Тридцать лет – это жёстко!
Не какая-то там прибаутка,
И над дверью висит подковка.
Ни жены нет, ни хаты, ни денег,
Все что было, увы, разбазарил,
За идею все и за увлечение
Променял свечу на фонарик.
Не жалею, не плачу, не жалуюсь,
Мести от врагов не предвидится,
Мир меняется, а люди скалятся,
Мир останется, человек подвинется.
Есть любовь, бесконечная, страстная,
К тем, в кого я влюбился без памяти,
И в друзей, и в подруг, пир без скатерти,
Только строки чернеют на паперти.
Знаю, память хиреет, кривляется,
Знаю, счастье людьми выбирается,
Но поверьте, что все вы мне дороги,
Кто из памяти прочь не стирается.
Помню только самое доброе,
Верю только в самое лучшее,
И надеюсь, что вы забудете
Все ошибки мои. Ах, как скучно мне!
Я живу среди звезд и праздности,
Наслаждаюсь остатками пиршества,
Умирают люди и снова рождаются,
Едут поездом, метро и рикшами,
Разбегаются и летят самолетами,
Разбиваются о стены презрения,
Если б были все Дон Кихотами,
Переполнилась б чаша терпения.
Люди! Люди, кричу я вам!
Я люблю! Я дышу! Я вижу!
Мне раздеться не срам, показать вам,
Как из тела вырезается грыжа.
Мне не стыдно за бредни из тонких слов,
За предание из песен и басен,
Я вам рад подарить сотни тысяч штрихов,
Свет их красок и легок, и ясен.
Мне хотелось призвать свою музу в союз
И писательства и многобрачия,
Между музыкой разделяю судьбу свою,
Мельпомену целую смачно.
Вот мой летний полет из искрящихся дум,
Где-то в них затаился леший,
В сказке саблей машу как безумный драгун
Так, что леший почти опешил.
Подытоживать глупо, я понял уже,
И не важно: рано встал или поздно,
Важно знать, что живется не для миражей,
Сердце движется правильно к звездам.
Не жалею, не плачу, стою и смотрю,
Что же выйдет из моего творчества:
Боль глаголом прижгу и судьбу покорю,
Или буду молчать и затворничать.

Золотая осень молодая

Золотая осень молодая

Залатает проседь в небе, заболтает.

Много знает басен, много плясок,

Песен, шуток, прибауток, сказок.

Солнце вьется в небе, сердце бьется,

Кружат листья хороводы, вода льется,

Тучи хмурятся и осень рассуждает:

Залатаю тучи темным шелком, заплаткою,

Сотку ткани много, чтобы всем хватило,

Чтобы срам свой мог прикрыть Ярило,

Чтобы на земле цветило и пестрело,

Пахло краской свежей, зрелой, прелой.

Уродилась рожь, скосили, разбросали спицы,

Браги напились, запели словно птицы:

Пыль и быль, ковыль, тимьян и ревень,

Жмых и лык, камыш и лук, и клевер,

Череда, душица, зверобой и мята,

И репейника кусачие бесята,

В копны свалена трава, набросана стогами,

Скатаны поля и преют под валами.

Радуется небо, в облаках смеётся,

Сладко дышится и легко брага пьется,

Обнимает осень и целует в губы,

И гудят валторны, медью звенят трубы.

Все минет

Все минет – годы разбегутся,

Мы – лишь при мясе кости,

Прямо ходящие среди водорослей на планете,

Рыбы немые, говорящие и внемлющие,

Как микроточки на планшете карт

И миллиметры внутри гигантских расстояний.

Рог изобилия к нашим услугам,

Ты только наклонись и подними, чтоб примерить,

Прикинь размерчик и накинь на плечи,

Носи на здоровье убитого зверя.

Но только не путай процесс нагибания с желанием прогнуться

Перед тебе же подобным созданием одноутробным.

Стой прямо, смотри в глаза, дыши ровно!

Все минет, здесь мин нет,

И жаркий минет канет в память,

Как капля в омут беспамятства, темноты, бездны,

Уйдет в неизвестность.

Живи, наслаждайся, carpe diem,

Собирай урожай дня сегодня,

Пока в тебе плещет вода,

Хлещет плач по щекам,

Бежит через глаза изнутри наружу.

Ты – это барракуда, ты слышишь?

Бар… рак… удав…
Бар? А куда?
Ба! Раку да?

Барраку, да!

А, Дукар, раб? Ад у карраб?

Лингвистические происки, языковые прииски,

Ласкающие киски,

Холодный виски и лед айсберга –

Дрейфующая глыба, плакучая ива,

Плывет рыба, вмерзает в море,

Расплавляется в миноре,

Возникает из горя –

Появляется из ниоткуда в никуда.

Все минет – разбегутся годы,

Минуты и часы разложатся в секунды.

Большое расстояние равно стоянию на месте.

И ледяной кристалл растает,

Разлетится вдребезги,

Растворится в тине времени,

Исчезнет и потом воскреснет,

Как часть чего-то большего,

Или просто как частица, былинка и нейтрино,

Все-и-ничего, со смыслом и без смысла,

Как бездна и как бесконечность.

И вечность, и конечно, вечность

Без точки начала отсчета и без конца.