Малая родина

Свердловск-Екат, Урал — малая родина,
О родине не скажешь много вроде бы.
Названия забавные для уха непривычного —
Исеть, Балтым, Шувакиш — воды пограничные,
Уктус, Пышма, Сысерть — заводы да лесная здравница,
А солнце отражается в глазах у Рыжего и к Уфалею катится.
И тучи уплывают в отражении вод, дождь над Плотинкой свесился,
И я иду уже который год по этой лестнице,
Иль не по этой, по другой, что на проспекте Ленина,
Где вместо сопромата открывалась дверь в основы пения.
Здесь был влюблен и думал: этот сон закончится трагически,
А жизнь шутила над моим лицом, переходя на личности.
Зимой крестился в церкви голубой на Воскресенской горке
И слушал посвящение с мокрой головой, едва умней Егорки.
В любовь играю с однокурсницею в Городке чекистов,
Но ложь, как облака, стирается довольно быстро,
И чтобы избежать в который раз душевной паники,
Нашел жену и уголок в однушке у ее подружки на Ботанике.
И вскоре расписались в ЗАГСе Железнодорожного,
Гаишник в этот день остановил за нарушение ПДД. Из кожи лез
Медовый день. На Шарташе отель. Пейзажи, зори зимние.
И бесконечные окопы, блиндажи, расстрелы, поля минные.
Что запеклось в нашей душе тогда в уральской пустоши?
То опустилось на дно озера Град-Китежем. Тогда уже
В одно спеклись во мне столица и провинция,
Когда бухой, как в мираже, бродил в рок-клубе «Сфинксе» я,
Взлетал над арматурой недостроенной бетонной телебашни,
Бежал и падал, разбиваясь в цирке одомашненных
Сло/вс/нов, чувства смешались, а Европа подставляла вымя мне:
Пей молоко, пиши стихи, Безрод — Иван Безыменев.
Ищи, дракон, свой дом в аду — кругах из пламени,
Что развевались алым цветом над Рейхстагом знаменем.

Теперь спустя года приехал снова песни петь,
А на Плотинке также катится вода, течет Исеть,
И ты стоишь, чего-то ждешь, высотки в солнце скалятся,
В душе проснулся старый еж, ворчит в беспамятстве,
Мол, лица-шрамы затянулись тонкою кисельной пенкою.
Что остается вспоминать? Прикольное свидание с Ленкой?
Или прощание на Белинского с зазнобой-Машкой,
Где сердце раскромсала боль, летел я вверх тормашками,
Сгорал живьем. Теперь — пустяк. Коль зажило — забудется…
Не здесь, так там, за тридевять земель. В небесной кузнице
Он усмехнется — рана зарастет, оставит полынью река,
Перезимуешь Серой шейкою в пруду у Мамина-Сибиряка.